Траектория копья: Роман. - (Ехидный детектив)

"История о пропавшем фотографе Ганине, о прозрениях токсикомана Феди, о грозящей Москве катастрофе (с Востока идущей и оттуда же управляемой, разумеется), повествование о ловком и находчивом добродушно-ироничном сыщике Штерне или "ехидный" детектив "Траектория копья", несмотря на все старания держаться правдоподобия (Москва накануне празднования юбилея), превращается в милую сказку, а груда фантасмагорических фактов и нелепостей украшается литературными цитатами и намеками на более или менее известных персонажей московского гуманитарного сообщества. "Траектория копья" вышла в серии "ехидный" детектив. Ехидство в том, что детективный сюжет погружен здесь в крепчайший бульон узнаваемых цитат, отрывков, отзвуков и отголосков. Отголосков отовсюду - из советского учебника, песен, фильмов, рекламных роликов, анекдотов, классиков марксизма и русской литературы. Пособие по современной массовой культуре, скопище словесного мусора, куча которого с каждым днем разрастается в голове каждого живущего здесь и сейчас. "Не утешайте меня, мне слова не нужны", "типичные характеры в типичных обстоятельств", московский мэр Игорь Круглов, крепкий хозяйственник в кепке, впрочем, кудрявый, любимый скульптор мэра Захар Сиротинин, плодящий одного монстра за другим. Владыка кинематографа Мика Оболенцев, снимающийся в собственном фильме в роли царя Петра Первого, радиостанция "Эхо столицы" с известным бардом Беллой Винтковской в эфире, бульварная газета "Московский листок". И мечущийся между ними всеми частный сыщик Яков Семенович Штерн, нанятый МУРом, мэрией и ФСБ одновременно, для поиска бесследно исчезнувшего фотографа Димы Ганина. Культурно-политический бульон густеет от страницы к странице и уже к середине романа грозит превратиться в крепкий студень, сковать читателя по рукам и ногам и не дать ему добраться до счастливого финала. "… в издательстве "Время", где под титулом "Парк гурского периода" вышли первый роман саратовского американца "Убить президента" и роман новейший "Траектория копья". Частный сыщик Яков Штерн (тот, что в известном телесериале был переименован в Романа Дубровского) получает задание от бывших коллег с Петровки - найти пропавшего фотографа мэрии. В результате ему придется спасти Москву, Россию и человечество от катастрофы, куда более страшной, чем 11 сентября. "Думаю, все они заслужили наказание... Трусливые писаки в редакциях... корыстные торговцы в лавках... идиоты-студенты в вузах... наглые молокососы на дискотеках... тупые орангутанги на фабриках... а еще болтливые интеллигенты, не способные отличить пораженье от победы... а еще менты, не способные вообще ни на что!" Эти проклятья (за несколько минут до законной гибели) извергает безумный фанатик, предполагающий отправить гнусный мир неверных в тартарары и имеющий для того все средства. Самое интересное, что в романе Гурского можно найти едва ли не всех исчисленных выше персонажей - политики, художники, журналисты, бандиты и служители правоохранительных органов под пером Гурского отнюдь не блещут добродетелями. Они нелепы, корыстны, мелки, тщеславны. Только благодаря их дури, жадности, безответственности суперзлодей продвигается к своей страшной цели. Но они - люди. Над которыми можно смеяться (что Гурский и делает с большим удовольствием). Но которых надо спасать. Вместе с другими людьми - тоже нескладными, но славными. Вместе с изувеченной скульптурными чудищами, ошалевшей от денег, теряющей свою суть, но все равно любимой (и любовно описанной) Москвой. Вместе с разбазарившей свои ценности, но бесконечно дорогой любому вменяемому человеку европейской цивилизацией. Что Штерн и делает. Потому что на всякого дракона найдется копье святого Георгия. При случае и монструозное изваяние бездарного скульптора может послужить правому делу. В парке гурского периода стало одним страхоидолом меньше. Что не избавит Штерна (равно как и другого сквозного героя романов Гурского - Максима Лаптева) от дальнейшей драконоборческой службы. Вполне по Шварцу. Или по Честертону." "Парк гурского периода" приглашает не столько развлечься, сколько поломать голову. Аттракцион этот не из тех, что сел - и завертелось, а напротив, из тех, что раз уж попали - придется потрудиться. Детективы Льва Гурского зовутся "ироническими", но тут необходимо добавить еще одно непременное определение - "замысловатые". Читатель и сам вместе с Яковом Семеновичем Штерном, бывшим сотрудником МУРа, а ныне частным детективом, должен на каждой странице разбираться с намеками, словно следователь - с вещдоками. Возможно, у Якова Штерна такой метод - без конца каламбурить, но в результате он заговаривает зубы не только своим противникам, но и читателям. Намеков и шуток действительно накопилось предостаточно. Траектория дракона В последнее время о Льве Гурском, авторе иронических триллеров, что-то не было слышно. Оставалось надеяться, что он сидит - не в тюрьме (упаси Боже!) - в творческом подполье и создает очередной шедевр. Так и оказалось. Свидетельством неуемной работы писателя в его коронном жанре стал новый роман "Траектория копья" (издательство "Время") о похождениях сыщика Якова Штерна. Сразу хочу отметить, что в этот раз Гурский отошел от обычной для него манеры громоздить один ужас на другой по принципу "вали кулем, после разберем". Новая книга мастерски сработана, и понять это может только литературный гурман, который знает, что такое многоплановость, аллюзия, отсылка, что такое вообще архитектоника в литературе. Во время оно существовало понятие "формализм в искусстве", и как ни дико, но мне ласкает слух оно. Гурский в новой книге отдал дань формализму - и крупными купюрами, и мелочью. Написать роман, придерживаясь определенного плана и заданных характеров, может любой интеллигентный дурак. Ну, не любой. Но - интеллигентный. А выстроить книгу - выстроить формально уже по названиям частей и глав - это игра в бисер для избранных. Лев Гурский поэтому сознательно вытащил оглавление в самое начало книги. Чтобы гурманы отведали, так сказать, консоме под пармезаном. Как Льву Гурскому в романе, мне хочется порезвиться в рецензии. Поэтому я не дам ни единой цитаты. Во-первых, из вредности, во-вторых, потому, что роман по большому счету - одна большая цитата из нашего шаловливого времени. Несмотря на то, что Гурский обозначил подвид жанра как "ехидный детектив", ехидства в книге немного. Больше всего в новом романе горького недоумения: что ж это за времена такие настали, мать вашу через пень, если городской голова на поверку оказывается беглым террористом, его заместитель - пьяницей и шовинистом, великий художник - падким на лесть болваном, служитель закона - жуликом и мерзавцем. Да и остальная романная публика, представляющая богему, - перевертыши, кикиморы, нежить... Унд зо вайтер, как с некоторых пор выражаются в окрестностях Кутафьей башни. Самое странное ощущение, возникающее при чтении романа, - автору начинаешь верить. Хоть и не сразу. В книге столько реальных деталей нашей быстротекущей действительности, что на их фоне любые самые бредовые допущения автора кажутся бредовыми только на первый взгляд. На второй - они уже почти вписываются в интерьер. А на третий взгляд - становятся зримыми символами эпохи. Кроме того, в персонажах романа достаточно легко угадываются реальные московские типы. Галерейщик Мурат Сайдаров, президент Российской академии художеств Захар Ильич Сиротинин, редактор скандальной газеты Стас Боровицкий, знаменитый кинорежиссер Микула Оболенцев. Унд зо вайтер, как я уже говорил. И еще один герой есть в романе - это Георгий Победоносец. Вернее, не сам святой, а его скульптура. Еще вернее - его многочисленные скульптуры, которые поточным методом ваяет Захар Сиротинин, президент академии и лучший друг мэра. Свои произведения Захар посылает в дар правительствам и городам мира. Из понятного чувства тщеславия. А уж эти скульптуры мэр и его команда используют в своих корыстных целях. В каких - не скажу. Для этого нужно читать книгу. Вот и читайте. Лев Гурский предлагает один эксперимент. Переверните изображение Георгия, побивающего копьем Змия. Враг рода человеческого окажется в этом случае наверху. Более того, в рисунке-перевертыше воин с конем как бы падают под ударом крыльев Змия... Вот как меняется содержание картинки, стоит лишь ее перевернуть. И если вспомнить, что Георгий Победоносец не только на Поклонной горе, но и в гербе российской столицы, то горький пафос нового романа Льва Гурского определяется окончательно. Вячеслав СУХНЕВ "Московская правда", N 72 (20 апреля), 2004, с.3